Поделиться
Ольга Дмитриевна Алексеева (ОДА - сократил я для скорописи у себя блокноте) как человек ответственный и деятельный к нашему визиту подготовилась. Строгий пиджак с орденом и медалями надевать не стала, а вот фронтовые треугольники от братьев Васи и Володи, пропавших без вести на войне, и свою, уже нынешнюю переписку с Минобороны и военным архивом в Подольске, нашла и выложила на стол.
Вы не поверите: никого из близких в свои девяносто два года эта женщина не просила составлять запросы, ходить в военкомат или куда-то звонить. Все делала сама. И ведь добилась! Несмотря на то, что первые ответы из ЦАМО и Главного управления кадров Минобороны были отказные: не найдено подтверждающих документов. Даже внуки, прочитав такой ответ, были готовы махнуть рукой. Ничего уже не доказать - зря только нервы тратишь…
- А я не такая, - в глазах у Ольги Дмитриевны и сейчас сверкает девичья упрямка. - Если знаю, что права и чужого не требую, иду до победного. Как это - "в штурме Берлина ваш полк не принимал участия"? Вся дивизия участвовала, а мы, выходит, на печке отсиживались?!
В штурмовую авиацию она попала случайно. И летать, признается, очень боялась. Хотя до этого, в школе младших авиационных специалистов в Куйбышеве, даже несколько раз прыгала на парашюте с американского "Дугласа".
- Я долго не могла решиться. Вниз как посмотрю - все внутри обрывается. Но инструктор однажды исхитрился, отвлек, да и подтолкнул легонько. Ухнула вниз, и сердце чуть не выскочило из гимнастерки. А потом уж куда деваться… Командиру, когда прибыли в полк, честно сказала: меня в стрелки не посылайте - я летать боюсь. Он посмотрел на меня без удивления, но с сочувствием: как с таким ростом буду управляться с бомбами и пулеметом. "Тебе сколько лет?" - спрашивает. - "Девятнадцать". - "А больше пятнадцати не дашь…".
В пару с Ольгой поставили Аню Попову. Три штурмовика было в звене, которое они обеспечивали вооружением. На Ил-2, за которыми прижилось выражение летающие "танки", - две авиационные пушки ШВАК и два (или три - если со стрелком в задней кабине) крупнокалиберных пулемета. Их перед вылетом заряжали вручную. Бомбы и реактивные снаряды (такие появились не сразу, ближе к концу войны) поднимали и крепили к самолету с помощью ручной лебедки.
- Бывало, так умаемся, что валились с ног прямо у ящиков с боеприпасами. И по-детски, чтоб не слышать канонады и бомбежек, с головой накрывались брезентом. Поэтому не верю, когда говорят, что не боялись на войне. Лукавят или были далеко от передовой. Боевой вылет занимал обычно час, иногда чуть больше. Услышим звук своих самолетов, высунем головы из-под брезента - и высматриваем, все ли возвращаются…
Потери среди штурмовиков были едва ли не больше, чем в истребительной авиации. И в их звене экипажи часто менялись. А девчат старались беречь. В заднюю, не бронированную кабину Ил-2, на место стрелка, их сажали только в крайних случаях, когда некого было отправить на боевое задание.
- Как жилось среди мужчин и много ли было романов, что показывают в кино про войну? Все от человека зависит. Как себя поставишь, так и будет. Я, например, взяла и постриглась "под ноль".
- Чтоб не приставали?
- В том числе. Командир как увидел, не сдержался: "Ну, чистый клоун!". Он был много старше нас и по-отечески оберегал девчат. На "гражданку" по беременности никто из нашей эскадрильи не уехал. В соседней, помню, был случай с адъютантом - так командир велел ему жениться. И, знаете, хорошая получилась семья - уже после войны мы с ними встречались.
На фотографии, где наша эскадрилья, рядом со мной паренек - Петя. Он шутливо назывался моим телохранителем и был как школьный товарищ. Однажды, из сочувствия, предложил закурить: "Ты, Оль, попробуй - может, не так бояться будешь...". Я, глупая, послушалась - сделала одну, может, две затяжки и тут же закашлялась. Командир заметил, и ко мне: "А ну, дыхни!" Так и не выучилась я курить - ни на войне, ни после…
Вернувшись в 45-м домой, Ольга Алексеева встала, как и полагалось, на воинский учет по месту жительства - во Фрунзенский райвоенкомат Москвы. Там же у нее забрали, "чтобы подшить в дело", выданные при демобилизации справки. Все три о том, что ефрейтору запаса Алексеевой О.Д, 1923 года рождения, находившейся в действующей армии там-то и тогда-то, полагаются медали "За взятие Берлина", "За освобождение Праги", "За победу над Германией в Великой Отечественной войне". На момент увольнения самих наград не оказалось в части, и вместо них выдавались подтверждающие справки - ситуация типичная для последнего года войны.
Сотрудник Фрунзенского РВК, принявший справки у девушки-ефрейтора, ее же и заверил: как только награды подоспеют - вызовем и вручим. А пока - устраивайся на работу и привыкай к мирной жизни. Ольга пошла станочницей на ткацкую фабрику имени Розы Люксюмбург - на "Красную Розу", как тогда говорили.
- На моем участке станки были старые и часто останавливались - "не ходили". Мучилась я с ними мучилась, а потом набралась духу - и к начальнику смены или цеха, точно уже не помню. Поменяйте, говорю, станки, а то я даже на платье заработать не могу - хожу, в чем с войны пришла. "Да? - как будто даже удивился. - А с кем это ты воевала?" И смотрит с нагловатой ухмылкой. У меня, как тогда со стрижкой, решение пришло мгновенно: схватила чернильницу с его стола - и в морду…
Вечером другого дня к дому в Молочном переулке, где они вдвоем с матерью занимали одну комнату в коммуналке, подъехал "воронок". Зашли двое, и без долгих объяснений: проследуйте. Почти три месяца провела в Матросской тишине. Допрашивали, пугали, подсовывали на подпись какие-то бумаги.
- Но следователь, я почувствовала, был на моей стороне. Как забрали без внятных обвинений, так и выпустили, ничего не объясняя. Думаю, помогло ручательство друзей-фронтовиков, которых отыскала мать...
На комбинат Ольга Алексеева уже не вернулась - пошла учиться на стенографистку. По этой специальности работала в нескольких учреждениях, потом - секретарем во Фрунзенском нарсуде. Когда появились дети, стала брать работу на дом - печатала на машинке научные статьи, доклады, диссертации для аспирантов. Лишней в ее семье эта копейка никогда не была.
- Про справки, что сдала в военкомат, я почти забыла: дети на руках, работа каждый день - какие медали! А когда коснулось - уже ничего не нашли: военкомата того нет, архив куда-то передан, от справок моих никаких следов. Вот и пришлось в девяносто лет самой писать в Министерство обороны и в Подольск, чтобы подтвердили мое право на награды по архивным документам тех частей, где я служила…
- А внуки что же - не могли помочь? Или молодым недосуг?
- Внуки и правнуки у меня хорошие - вон, сколько фотографий, - Ольга Дмитриевна с любовью поправляет портреты в красивых рамочках и паспарту. - Внуков четыре, а правнуков пять. Но у них своя жизнь, и я не хочу обременять их просьбами. Внучки Тамара, дочь моего сына Михаила, да Ира - сами обо мне заботятся. Правнук Дима учится в энергетическом институте, есть еще правнучка Маша. А из внуков самый занятой у нас Леша - Алексей Евгеньевич, он подполковник, служит в серьезной организации, постоянно в командировках. Большой дом построил для своей семьи под Москвой. И меня зовет: переезжай, бабушка - места хватит. И воздух, мол, чистый. А я не соглашаюсь, привыкла быть сама по себе.
Десять лет назад умерла дочь Марина - даже не знаю, как это пережила… А когда вышел на пенсию сын, убедила его ко мне в Митино переехать. Он неплохо готовит, да и присмотрит, если что. Его пенсия и моя - на основное хватает. На днях купили ему этот, как его… Планшет. Теперь вот осваиваем.
Пятого декабря, в память о переломном дне Московской битвы, в конференц-зале правительства Москвы на Новом Арбате, 36 устроили праздничный сбор ветеранов. Вместе с другими фронтовиками была приглашена и Ольга Дмитриевна Алексеева. И там, под горячие аплодисменты зала, ей торжественно вручили затерявшиеся с войны награды.
В этот день бабушка Оля была не одна, а в тесном кругу своих внуков и правнуков. И мы лишь наблюдали со стороны, в диалог поколений не вмешиваясь.
Досье "РГ"
Командиром 110-го гвардейского штурмового авиаполка с 29 июня 1943 года до конца войны был подполковник Николай Зубанев. Он, а также командиры эскадрилий Иван Морозов, Петр Сибиркин и штурман полка гвардии капитан Александр Суворов в одном указе Верховного Совета СССР от 27 июня 1945 года удостоены звания Герой Советского Союза.
Всего за годы войны экипажи 110-го штурмового авиаполка совершили 3865 боевых вылетов. Их огнем уничтожено 212 танков и 47 самоходных орудий, более двух тысяч автомашин, 31 самолет, 12 паровозов, свыше ста орудий разного калибра, десятки минометных, противотанковых и зенитных батарей, склады с боеприпасами и живая сила врага.
В приказах Верховного главнокомандующего личному составу полка объявлены благодарности за освобождение города Запорожье, за овладение городами Владимир-Волынский и Рава-Русская, за форсирование Вислы и овладение Сандомирским плацдармом, за овладение городами Пиотркув, Глогау, Дрезден и за ликвидацию группы немецких войск, окруженной юго-восточнее Берлина. Всем частям 6-й гвардейской штурмовой авиадивизии, куда входил и 110-й штурмовой авиаполк, приказами ВГК объявлены благодарности за овладение Берлином и освобождение Праги.
О женщинах, воевавших в этом полку, сами фронтовики сказали, как смогли, в стихах:
По щекам хлестали их метели,
Жгучий звон пронизывал насквозь;
Грубые, солдатские шинели
Поносить красавицам пришлось.
На пилотках звезды боевые,
Стянутые в поясе ремни,
На плечах погоны полевые,
А в глазах весну они несли.